Перо остановилось. Несколько секунд оно настороженно висело над строкой. Из передней послышался стук в дверь. Старик не торопясь взял недописанный лист и, открыв в толстой верхней доске стола потайную дверцу, спрятал его.

— Степан, — позвал он сильным, с хрипотцой голосом. В приоткрытую дверь всунулась усатая физиономия. — Пойди посмотри, кто там.

В передней послышалась какая-то возня, приглушенный голос. Старик встал, обнаружив высокий рост, и легко шагнул к стоявшей в той же комнате кровати. Он выхватил из-под подушки вороненый маузер и, сунув его под пиджак, сел на постель. В тот же самый момент дверь открылась и в ней возник полковник Беленков. Он едва стоял на ногах, одежда на нем была изорвана и испачкана землей.

Хозяин комнаты привстал ему навстречу.

— Боже, что с вами, Александр Игнатьевич? — спросил он.

— Только что, — выдохнул Беленков, — убит поручик Милашевский! Ради бога, воды! Мне пришлось бежать…

Старик и усатый Степан молча смотрели на гостя, не двигаясь с мести. Беленков переводил взгляд с одного на другого, силясь понять причину их молчания. Наконец он понял:

— Нет, нет, ваше превосходительство, я никого не привел за собой. Вообще это нелепый случай…

Тогда первым двинулся с места хозяин комнаты, он подошел к столу, придвинул стул для Беленкова и потом сел сам.

— Дай воды, Степан, — сказал он. — Докладывайте, полковник.

Беленков жадно выпил ковш теплой, не успевшей остыть после дневной жары воды.

— Убили Милашевского, — повторил он, — тело бросили в воду на моих глазах. Мне чудом удалось спастись.

— Нельзя ли по порядку? Кто убил? Зачем вы здесь?

Беленков снова отхлебнул из ковша.

— Убили бандиты. Нас пытались ограбить здесь, недалеко, на берегу Дона. Под вечер мы встретились там с поручиком. Он должен был передать мне ваш приказ для Назарова… Разговор у нас затянулся. Поручик сетовал на ваши финансовые затруднения.

— Я его на это не уполномочивал, — сказал старик.

— Поверьте мне, Константин Эрастович, я так и подумал… Мы заспорили… и вот…

Беленков снова потянулся к ковшу.

— Их было человек восемь или десять, — продолжал полковник, — сначала они потребовали у нас деньги, потом сорвали с меня пиджак. Милашевский стал сопротивляться. Меня свалили на землю, я отполз в кусты. Было уже темно, и я не видел, что там происходит. Слышал только удары. Потом кто-то сказал: «Ну, этот готов!» Я слышал, как они бросили тело в воду… Боже мой!.. — Полковник закрыл лицо грязной рукой.

— Ну, а вы? — спросил старик.

— Про меня они, видимо, забыли. Я дождался, пока они уйдут…

— И не нашли ничего лучше, чем прийти прямо сюда.

— Я считал это необходимым, Константин Эрастович, ради вашей безопасности… Ведь если тело Милашевского будет обнаружено, его могут опознать — разумеется, как Лаухина, а это привлечет внимание к вашему дому. Я настоятельно рекомендую вам немедленно переехать. У нас есть хорошо обеспеченная охраной квартира у Новохатко.

Старик, казалось, не слушал его. Помолчав некоторое время, он вскинул голову:

— Где приказ Назарову, господин полковник?

— Он остался в моем пиджаке, ваше превосходительство! — полковник встал.

Поглаживая рукой стол, старик, спокойно глядя в глаза Беленкову, сказал:

— В мое время офицеры предпочитали пустить себе пулю в лоб, чем отвечать подобным образом!

— Ваше превосходительство! Это же просто неграмотные бандиты. Они не обратят внимания на бумагу, их интересуют деньги.

— Вы считаете, что мой приказ не стоит денег?

Беленков ничего не ответил. Он, видимо, был совершенно раздавлен свалившимися на него событиями. Полковник сжал голову грязными ладонями и простонал:

— Как это нелепо, дико! Боже мой!..

Генерал, князь Ухтомский, брезгливо сверху вниз смотрел на своего подчиненного.

— Степан, — крикнул он через некоторое время, — подай Александру Игнатьичу умыться!

Утром, захватив с собой только самое необходимое, Беленков и Ухтомский направились к Новохатко. У того, несмотря на ранний час, они застали гостей.

— Разрешите представить вам, Константин Иванович, — сказал Новохатко, вводя князя в комнату, — двух самых боевых офицеров нашей организации. Есаул Филатов Иван Егорович — приговорен большевиками к смертной казни.

Есаул встал навытяжку.

— Корнет Бахарев, участник «Ледяного похода». — Новохатко замялся. — Близкий знакомый епископа Филиппа!..

Ухтомский внимательно посмотрел на Бориса и подал ему руку.

— Вот как! — сказал он. — Я тоже был знаком с его преосвященством. А про вас, есаул, я много слышал. Жаль, что раньше обстоятельства не позволили встретиться. Садитесь, господа.

Беленков рассказывал подробности ночного происшествия. Услышав о том, как тело Милашевского злоумышленники бросили в воду, Новохатко встал и истово перекрестился в сторону горевших в углу лампад. Лицо его было полно скорби.

Борис с интересом наблюдал за старым полицейским провокатором. Казалось, будто бы это совсем не он, не Николай Маркович Новохатко всего полчаса назад в этой же комнате спрятал в карман деньги и документы поручика Милашевского и приказ князя полковнику Назарову. Принимая их от Бахарева, он сказал:

— Ну, я чувствую, Борис Александрович, что ваши ребята охулки на руку не положат. Так они, говорите, и полковника припугнули неплохо? Дорого ли пришлось им дать?

— Как по уговору, — ответил Борис. — Они взяли половину из тех денег, что были у Милашевского и в пиджаке у Беленкова. Все равно краденые ведь деньги. Кстати, как вы думаете, откуда это у полковника в подкладке пятьсот новеньких английских фунтов?

— Неужто он и на англичан работает? Вот ловкая бестия! Но это ему тоже даром не пройдет… Верно я говорю, господин есаул?

Филатов, присутствовавший при этом разговоре, со злобой, как показалось Борису, посмотрел на Новохатко.

— Знаете, господа, — сказал он, — в первый же день вместе с большевистскими комиссарами я повешу и парочку членов этого штаба. Чтобы неповадно было!

Новохатко засмеялся.

— Будем надеяться, что вы не нас с Борисом Александровичем имеете в виду. Да, кстати, можно бы проделать это и сейчас. Бандиты — народ надежный! Это уж вы мне поверьте, я сам, между прочим, в Киеве в прежнее время большие связи имел по этой линии. А вы-то как с ними сошлись, корнет?

— Довелось вместе быть в тюрьме с их главарем, потом помог я им кое в чем! — нехотя ответил Борис.

Во время этого разговора и пришли князь с Беленковым, принесшие новость, которую все они уже хорошо знали. И вот теперь, наблюдая за тем, как искусно Новохатко изображает крайнюю скорбь по поводу им же самим спровоцированной гибели адъютанта князя Ухтомского, Борис прикидывал, во что может вылиться вся эта ситуация.

А сам виновник скорби господина Новохатко, поручик Милашевский, в это время, живой и здоровый, сидел в одном из продавленных кресел кабинета Николаева на верхнем этаже дома на Большой Садовой. Напротив него во втором кресле, как обычно вытянув длинные ноги, бледный от бессонных ночей, помещался Павел Миронов; у окна, сложив руки на груди, стоял хозяин кабинета, а за столом над стопкой исписанных листков трудился Федор Зявкин.